23-летнего магистранта-политолога из СПбГУ Гарри Азаряна отправили в СИЗО по делу «студентов-троцкистов». Ему вменили статью о «призывах к терроризму» за то, что он якобы на одном из собраний движения «Рабочая власть» говорил про революцию и классовую ненависть.
Гарри родом из Казахстана. В Караганды за него переживают мама-экономистка и бабушка — бывшая учительница русского языка и литературы.
«Бумага» поговорила с Юлией Кучеренко — матерью Гарри. Читайте, как молодой человек увлекся коммунистическими идеями, почему переехал в Петербург и рассчитывает ли его семья на помощь властей Казахстана.
— Как вы узнали про обыск у сына? Что происходило в тот день?
— Мне днем [16 мая] позвонил адвокат по назначению, он дал трубку Гаррику, который мне сказал: «Привет, будь спокойна». Затем я увидела в СМИ фотографии [с обыском], не знаю, была ли там комната Гаррика в общежитии или нет, но я помню кадры с разгромленным входом.
Как я понимаю, друзья Гарри нашли ему нового адвоката от правозащитной организации. И в зале суда Гарри сам подписал соглашение, отказавшись от [предложившего признать вину] адвоката по назначению.
— Почему Гарри решил поступать в Петербург?
— Почему-то наши казахстанские дети любят поступать в Петербург. Не знаю, с чем это связано, но как-то тянет их туда. Помню, мы смотрели списки во время поступления, в коронавирусном 2020 году, из более 200 зачисленных иностранных абитуриентов около 70 были из Казахстана. И даже из гимназии Гаррика там было человека три или четыре.
— Почему пошел именно на политологию?
— Он с ранней юности, можно сказать, любил левые идеи. Когда ему было лет семь, мы читали в старой детской энциклопедии о Марате, о Робеспьере. Не знаю, может, я виновата… В школе, когда ему было лет 15–16, он писал стихотворения. Он неплохо писал, раньше увлекался…
В Казахстане была «Коммунистическая народная партия» — она уже ликвидировалась, преобразовалась в просто «Народную партию». В разных городах России то же самое есть наверняка. Обком партии в нашем городе [Караганды] тоже был. Но эти обкомы выглядят жалко по сравнению с тем, что было раньше [в СССР]. Гаррик был с этой партией связан. Даже какую-то крохотную зарплату получал.
Большим увлечением у него был городской клуб «Что? Где? Когда?» Помню, он почти круглыми сутками участвовал в марафонах по ЧГК. Со взрослыми участниками команды ездил в Алма-Ату — там был чемпионат Казахстана.
В университете он решил все свои увлечения, в том числе левые идеологии, изучать с научной точки зрения, писал статьи и выступал на конференциях.
Сын любил изучать информацию о Советском Союзе. На мой взгляд, он даже идеализировал распавшуюся страну. Был какой-то опрос, в его комнату общежития СПбГУ пришли переписчики, спросили национальность. И он ответил в шутку (или не в шутку): «Советский». Не знаю, что отметили в своих бланках переписчики… Но вот парадокс: оказалось, что в стране-наследнице Советского Союза коммунистом быть небезопасно?
— В апреле «РИА Новости» со слов петербургских силовиков выпустили заметку о «троцкистском подполье» в СПбГУ. Как вы отреагировали на такие новости в российских СМИ?
— Эту новость я пропустила, к сожалению. Арест был для меня как гром среди ясного неба. Я знала, что он когда-то входил в ОКИ — Организацию коммунистов-интернационалистов. Там произошел раскол, он вышел из ОКИ. Я почему-то после этого была спокойна.
Естественно, меня волновало, что он интересуется левыми движениями. Тем более на фоне того, что [социолога, публициста левых взглядов] Бориса Юльевича Кагарлицкого осудили [на пять лет по статье об оправдании терроризма из-за поста о взрыве на Крымском мосту]. На первых курсах Гаррик даже выступал на «Рабкоре» (это издание возглавлял Кагарлицкий — прим. «Бумаги»). Мы постоянно говорили ему об осторожности, о необходимости учитывать современные реалии и о том, что нельзя давать поводов к осуждению.
— Знали ли вы, что после раскола ОКИ Гарри состоял в «Рабочей власти»?
— Я не знала, что есть вообще такая «Рабочая власть». Я думала, что он уже больше занимается научной работой, танцами (Гарри состоял в студенческом танцевальном фолк-клубе — прим. «Бумаги») и стихами. Он очень был доволен своим научным руководителем, с которым он писал дипломную работу в бакалавриате. Потом этот же преподаватель взял его в магистратуру.
— Одно другому могло и не противоречить.
— Нет, это не противоречило. Думаю, это дополняло. Он был счастлив в университетской среде. Мы навещали его и видели: политфак находится в самом сердце Петербурга, возле Смольного собора и здания городского правительства. В сквере неподалеку стоят треугольником памятник Ленину и бюсты Маркса и Энгельса. Совсем рядом учится мой сын со своими коммунистическими идеями. Это меня поразило, я испытала эмоциональный подъем. Подумала, что это символизм и что мой сын нашел место, где он чувствует себя в своей тарелке.
Для меня сын — это, прежде всего, студент-магистрант. Он мечтал потом поступить в аспирантуру, хотел работать преподавателем, заниматься наукой.
Боюсь, конечно, сын испортил себе научную карьеру в России. Но я мечтаю, чтобы сейчас он не сломался и сохранил себя, а дальше он сможет продолжить заниматься исследованиями.
— Как вы переживаете арест Гарри?
— Это мучительно. Но я знаю его характер. Он через адвоката передал нам весточки, говорил, что в СИЗО ему немного скучно, потому что уж больно угрюмые сокамерники. Но в принципе Гаррик держится бодро, он молодец. Он сам нас эмоционально поддерживает.
И адвокат нас успокоил, что Гаррик в порядке. Проблем со здоровьем у него, к счастью, нет. Друзья сейчас делают ему передачки, поддерживают его. С ними я на связи.
Отец Гарри живет в другом городе России. Он собирается приехать в Петербург в ближайшее время. Я бы сама сразу же прилетела, если бы нам дали свидание. Но следователь нам пока отказывает. Не знаю, может, из-за того, что такая жесткая у Гарри статья.
Я, конечно, удивлена. Очень суров закон в России нынче. Получается, за одну фразу можешь получить до семи лет. Возможно, Гаррик допустил какие-то радикальные или опрометчивые высказывания (хотя следствие не кончилось — нужно еще доказать, что он действительно сказал то, что ему вменяют). Но, как я поняла, по его статье [205.2 УК РФ — о «призывах к терроризму»] многие слова можно притянуть, в законе размытые формулировки. К тому же одни и те же слова можно трактовать по-разному.
Но знаете, я не испытываю стыда. Преступных намерений — я уверена — у моего сына нет. И не было никогда. Все его выступления напоминают скорее фразы классиков марксизма-ленинизма. А преследование Гаррика выглядит как страх власти перед инакомыслием.
— МИД Казахстана сообщил, что проверяет информацию о задержании Гарри. Казахстанское международное бюро по правам человека заявило, что будет добиваться освобождения в случае отсутствия доказательств вины. Рассчитываете ли вы на то, что Казахстан сможет помочь Гарри?
— По этому вопросу я сразу проконсультировалась с адвокатом по назначению: он говорил, что отбывание наказания будет по месту совершения преступления, об экстрадиции даже мечтать не стоит. Хотя я знаю, что иногда страны добиваются экстрадиции. С новым, независимым, адвокатом я еще этот вопрос не обсуждала.
В Казахстане есть известный случай девушки, которую приговорили к пожизненному заключению в Китае за контрабанду наркотиков. У нее давно состоялся суд, теперь ее регулярно посещает наш консул. И МИД работает над тем, чтобы ее экстрадировали в Казахстан.
Дело против Гарри пока на начальной стадии расследования, поэтому МИД не знает, что делать. Я разговаривала с консулом: по его словам, они, конечно, не забывают про Гарри, отслеживают. Пока они по своим каналам пишут запросы в госорганы России (консул не уточнял, в какие именно), но не получают официальных ответов. Возможно, именно на стадии следствия они не отвечают.
Я связывалась с казахстанскими правозащитниками, но они тоже ничем не смогли помочь на данном этапе. Мне сказали, что они плохо знают законодательство России и что у них нет доступа к серьезному сотрудничеству с российскими правозащитными организациями.
Некоторые наши журналисты и левые группы призывают писать в МИД Казахстана, побуждают их действовать.
— Как другие члены вашей семьи отреагировали на арест Гарри?
— Мы держимся. Мы даже всё рассказали его бабушке — его другу и воспитателю. Она учитель русского языка и литературы. Пока мы с мужем работали, бабушка сидела с детьми, прививала Гарри любовь к чтению. Я думала, что бабушке будет очень тяжело после новости об аресте внука, но на удивление она в порядке: они передают друг другу весточки через адвоката.
Как пережить сложные времена? Вместе 💪
Поддержите нашу работу — а мы поможем искать решения там, где кажется, что их нет
Что еще почитать:
- Дело «студентов-троцкистов» разворачивают в Петербурге. Откуда оно появилось? И существует ли на самом деле «молодежное террористическое подполье»?
- «По партийной кличке „Иван Лох”». Интервью с человеком, которого госСМИ называют участником «троцкистского подполья». По этому делу уже есть один арест
